Глава 29
В машине Котенок не проронила ни слова, в окно все время смотрела. Эта гнетущая тишина меня порядком раздражала, я понимал, что ей сейчас плохо, но мне не легче, любимая женщина, та, к ногам которой я готов был весь мир бросить, влюблена в другого. И я сам этому поспособствовал, оставил ее с ним.
Инга права, конечно, я ведь ни черта не обозначил наши с ней отношения, оставил ее в глуши с этим мудилой, а она возьми, да влюбись. А мне теперь что делать? Не силой же ее держать.
— Слушай, с ним все будет нормально, оклемается, — я не выдержал и нарушил тишину, — до свадьбы заживет, — решил разрядить обстановку.
— Да какой свадьбы? — неожиданно рявкнула она.
— Ты прости меня, Кать, — проигнорировал ее вопрос, — все должно было быть иначе, а получилось вон как.
— Ты о чем? — неуверенно спросила она.
— О тебе и Кирилле, — не хотя ответил я, — я тебя, когда увидел, все для себя решил, а тебя спросить забыл, да? — усмехнулся я, — но мне казалось, что ты не против. Я ведь никогда не задумывался о семье, у меня Сашка была, а с тобой задумался, решил, что раз у друзей получилось, то и у меня получится, а тут Кирилл нарисовался. Я был зол, Кать, а сегодня увидел тебя у операционной и понял, что счастья тебе в любом случае желаю, даже, если не со мной. Ты не переживай, Котенок, с Графом мы разберемся, а Кирилл твой поправится.
— Авдеев, ты идиот? — задала неожиданный вопрос, — что ты там у операционной мог увидеть? Он меня спасая чуть не погиб, понимаешь? Я переживаю за его жизнь, но между нами ничего не было и быть не может, тот поцелуй, — она замолчала, — это он меня поцеловал, я просто растерялась, а потом ты появился и столько ненависти было в твоих глазах, я испугалась, понимаешь, банально испугалась, ты не видел себя в тот момент.
— Хочешь сказать между вами ничего нет?
— Господи, да я на стену от тоски по тебе лезла, каждый день на телефон Кирилла смотрела в надежде, что ты позвонишь, — она развела руками, — ну какой Кирилл, когда я тебя люблю.
Мысленно выругавшись, крутанул руль, вызвав тем самым поток нескончаемых сигналов в пересмешку с нелицеприятными пожеланиями от водителей и съехал на обочину.
— Повтори, — схватил ее за подбородок и заглянул в глаза.
— Ага, щас, — она отстранилась и снова отвернулась к окну, — тебе и одного раза много.
Рассмеялся, язва мелкая, ничего, я с первого раза услышал, просто не поверил своим ушам. И на душе так легко стало, к черту, схватил ее, развернул к себе и впился в любимые губы. Малышка совсем, а я, похоже, тронулся,
— Впусти, — прошипел я, когда мелкая вредина стиснула зубы, реакции не последовало. Надавил большим пальцем на подбородок, вынуждая ее разомкнуть челюсти, и ворвался в желанный ротик. Три недели, сука, три недели без нее, как вечность, — ты ведь понимаешься, что после твоего признания я тебя никому не отдам.
— Однажды ты уже обещал не отдавать, а потому легко отказался, — она вырвалась из моих объятий и снова отвернулся к окну, на глазах ее выступили слезы, и я почувствовал себя последним мудаком, идиотом ревнивым. И возразить ведь нечего, права она.
— Я дурак, Кать, — произнес я и притянул ее к себе, — ревнивый дурак, со мной впервые такое, понимаешь, чтобы так накрыло, меня к тебе с первой встречи как магнитом тянуло, а тебе девятнадцать. Я когда вас увидел, — я замолчал.
— Дурак ты, Саш, — улыбнулась она, — ну при чем тут возраст вообще. У твоих друзей тоже жены в два раза моложе и ничего.
— Это такой ненавязчивый намек на то, что мне пора на тебе жениться? — рассмеялся я.
— А ты против? — он сверкнула глазами и пододвинулась ближе.
— Кажется, я только за, — совершенно серьёзно ответил на ее вопрос.
— Поженимся в июле, — она хлопнула в ладошки, — а теперь поехали, нас там ждут.
Завел двигатель и выехал на дорогу, Инга, как всегда, оказалась права, а я идиот.
— Почему в июле-то? — спросил я, когда мы уже подъезжали к дому Демина.
— Не знаю, хочу в июле, — она пожала плечами, а я улыбнулся, хочет в июле, значит поженимся в июле.
К нашему приезду все уже были в доме, о чем свидетельствовало несколько иномарок на территории особняка. Мерс Аида стоял у самых ворот. Подозрительно много машин для простого разговора, если только…
— Твою мать, — я ударил по рулю и Котенок невольно вздрогнула.
— Что случилось?
— Граф здесь, — ответил и вышел из машины. Ублюдок, три недели его искал, а теперь он решил заявиться в дом Димы, в дом, в котором живут мои дочь и внук, а вишенкой на торте будет Котенок.
— С чего ты взял? — спросила она, следуя за мной в дом.
— Просто знаю.
Вся честная компания собралась в доме, я даже усмехнулся, когда увидел сопровождение Воронцова. Вот, что у него за пунктик? От количество белого цвета в глазах зарябило.
— Я что-то пропустила, и мы приехали на собрание топ-моделей? — нервно спросила Катя, разглядывая охрану Воронцова, — это что за греческие боги? — а я стиснул челюсти, не хрен чужих мужиков разглядывать, и да, блядь, они действительно все как на подбор. Даже представить боюсь, по какому принципу их на работу отбирают.
— Наконец-то, — Дима поднялся с кресла, а следом за ним поднялся мужик, сидящий ко мне спиной. Первое, что бросилось в глаза — коричневая кожаная куртка и джинсы, он значительно отличался от присутствующих. Секунда и он поворачивается к нам лицом, — познакомьтесь, Алексей Воронцов, — представил мне его Дима и, если две минуты назад я был уверен в том, что меня уже ничего не может удивить, то я очень сильно ошибался.
Передо мной стоял зеленый пацан, да ему же не больше двадцати шести. Это шутка такая? Графа я, как минимум, ровесником представлял. И это он наводит ужас на весь город и не только? Это он расчленил двух криминальных авторитетов в их собственных домах? Вот этот сопляк?
— Леша? — подала голос Катя, глядя во все глаза на Воронцова и это, сука, был занавес. Вот для чего она ему, она, млин, его родная сестра!
Глава 30
Катя
«Алексей Воронцов?»
Это какой-то цирк, нет, этого просто не может быть! Передо мной стоял брат, целый и невредимый. Я полтора года была уверенна в том, что он мертв, даже несмотря на то, что тела его не видела. А он все это время был жив и ни разу даже не намекнул мне.
Он изменился, стал шире в плечах, больше не было тех длинных волос и очков, черты лица огрубели, но передо мной стоял мой брат. И мой брат Леша, самый добрый, хороший и родной теперь никто иной, как Граф? Мой Леша? Мой Леша тот, кто наводит ужас на весь город? Призрак, которого я искала несколько недель, но так и не нашла. Еще бы я его нашла, это же, мать его, Леша!
Он молчал, ни слова не проронил, просто сверлил меня своими голубыми омутами, в которых не было прежнего тепла и нежности, эти глаза были чужими, холодными. Эти глаза не принадлежали моему брату, они принадлежали Графу.
— Как ты мог? — я бросилась на него с кулаками, чувствуя, как по щекам текут слезы, била его в грудь, а он молча сносил удары, — как ты мог так со мной поступить? — он не шевелился, смотрел на меня своим пустым, безжизненным взглядом, в котором не читалось ни единой эмоции, будто в глаза покойника заглянула. Он и сам был похож на пустую оболочку, красивую, но бездушную.
От брата меня оторвали теплые руки, а следом послышался голос Саши.
— Тихо, успокойся, — Саша круто развернул меня и прижал к себе, — не надо, Котенок.
— Он пытался тебя убить.
— Если бы я хотел его убить, он уже был бы мертв, — спокойно произнес брат, не отрывая от нас глаз.
Ему явно не нравилось то, что он видел, не нравились мои отношения с Сашей и он явно был против. Откуда в нем столько холода и жестокости? Что с ним произошло за эти годы? Почти четыре года назад он нашел новую работу и уехал из города, первое время приезжал, потом стал только звонить и присылать деньги, а полтора года назад исчез, стерев о себе все данные. Как так получилось, что мой самый близкий человек, человек, который и мухи не обидит, превратился в эту глыбу льда?